А Гончая терпеливо ждала.
За все время, что Таррэн внимательно изучал окрестности, незнакомец ни разу не покинул площади у фонтана, неотрывно бдил, выжидательно посматривая по сторонам, лениво жевал сухую травинку, время от времени вставал, чтобы размяться, и при этом до дрожи напоминал свирепого цепного пса, чутко сторожащего вверенное ему добро. Матерого, преданного, но лютого пса, не намеренного бросать свой важный пост ни при каких обстоятельствах.
– Кто это? – спросил эльф, изучая Гончую.
– Шранк. Что, уже успели пообщаться?
– Немного. У Гончих он – ведущий?
– Нет, – странно улыбнулся Урантар. – Скорее, заместитель, но хватка у него железная. Постарайся лишний раз его не раздражать: у Шранка весьма неуживчивый характер, из-за которого может возникнуть немало проблем. А угомонить его стоит большого труда даже мне: Гончие, как ты знаешь, не подчиняются никому, кроме своих вожаков. А потому строптивы, своенравны и, поверь, очень опасны. Но моих Псов он водит в рейды почти пять лет и пока ни разу не подвел. Очень хороший боец. Очень опытный.
– Что значит, ТВОИХ Псов? – изумленно переспросил эльф, невольно отвлекшись.
Седой тонко улыбнулся.
– Ну, я же говорил, что это – моя Застава.
Таррэн ошеломленно моргнул и резко выпрямился: да, когда-то говорил, но он никак не думал, что понимать выражение «моя» следует буквально!
– Так ты… Воевода, что ли?!
Страж улыбнулся шире и вдруг лукаво подмигнул.
– Верно. Последние десять лет именно он и есть. А по совместительству еще и ведущий для Волкодавов, за тем редким исключением, когда ухожу в рейд или в горы. Чего ты так удивился? У нас слишком важное дело, чтобы доверять его кому попало, так что можешь считать, что вам в качестве сопровождающих выделили самых лучших. Конечно, для настоящих Пределов нас с малышом будет маловато, но я затем к тебе и шел, чтобы поговорить о предстоящем. Особенно о том, кого еще стоит с собой взять.
Темный эльф хмыкнул: вот так новость. Оказывается, наше дражайшее Величество все же – знатный интриган. Но, надо отдать ему должное, он сумел собрать воедино лучших своих воинов, выцарапал из Светлого Леса аж двух Хранителей Трона, приставил к ним в качестве наблюдателей (и, заодно, охраны) своенравных Стражей (причем, не погнушался обратиться даже к одному из Воевод! наверняка, лично просил!) и, чтобы быть совсем уверенным в благополучном исходе, разрешил снять с Заставы сразу несколько ее ценнейших достояний.
– Выходит, в Проклятый Лес пойдут еще Гончие? – сделал правильный вывод эльф.
– Обязательно. Без них я туда даже носа не высуну, – серьезно кивнул Урантар.
Таррэн с нескрываемым интересом посмотрел на резвящихся парней, пытаясь разглядеть, есть ли на ком знакомая метка Гончей. У Сторожей, он знал, метка иная – острый клык, насквозь пронзающий, подобно наконечнику стрелы, тонкий листок ядовитого плюща. А Волкодавы выкалывали на предплечьях хищно оскаленную собачью пасть, держащую в зубах отточенный меч. У Седого тоже нашлась такая, только на левом плече, но она во время долгого пути почти всегда была скрыта рубахой, из-за чего и возникло некоторое недопонимание.
– Кто-то из молодежи? – рискнул предположить он, но Седой качнул головой.
– Нет. Только проверенные люди.
– Не те ли, случайно, что все утро глаз с меня не спускают?
Урантар живо повернулся и пошарил вокруг настороженным взглядом.
– Внизу, у лестницы, – любезно подсказал эльф. – Вон тот, белобрысый со сломанным носом. И другой, примерно в тридцати шагах левее, что сторожит второй и последний спуск отсюда. Еще один справа от тебя, сидит в тени и старательно прикидывается спящим. А вон те двое уже минут двадцать перемывают мне кости и думают, что отсюда их не слышно. Это – не считая твоего Шранка, что торчит у фонтана, как приклеенный, и его… м-м-м, наверное, напарника? Да-да, тот глазастый парнишка у перил. Они там раньше вместе торчали, а теперь второй ходит вокруг меня кругами, как голодная хмера. Кого, интересно, надо благодарить за такую трепетную заботу? Тебя? Или они все это сами устроили?
Дядько мигом нашел всех перечисленных, воочию убедился, что ушастый абсолютно прав, слегка нахмурился и вдруг поджал губы.
– Совсем распустились. Извини, я сейчас… – он отвернулся, быстро дошел до ближайшего соглядатая – крепкого загорелого парня с копной соломенно-желтых волос и пронзительными серыми глазами, который уже довольно долго стоял, небрежно облокотившись о парапет, и оживленно беседовал с приятелем, изредка похохатывая и за все время ни разу даже не покосившись в сторону эльфа. Ничем не выдал себя, не раскрылся, но Таррэн шестым чувством понял, что не ошибся. Еще до того, как увидел знакомый коготь со звездой на мощном предплечье.
Воин же, мигом заприметив недовольного Седого, изящно закруглил долгий разговор и со всем уважением во взоре обратился к непосредственному начальству.
Таррэн не стал напрягать слух и слушать, что именно говорит Урантар, но при этом внимательно следил за подтянутой, чем-то напоминающей тугую пружину, фигурой Гончей. Воин, как и Шранк, был не слишком молод: лет тридцать пять – сорок. Самый пик, когда и опыта уже хватает, и сила в руках немалая. На груди – короткая кожаная безрукавка, накинутая на поношенную, но безупречно чистую рубаху; широкий пояс с парой тяжелых ножей, высокие сапоги, знакомая ниточка выдохшегося амулета на шее. Спокойное лицо, кое-где испещренное полосками шрамов, подвижная мимика, приятная улыбка, ровные белые зубы, благодушный смех… вот только глаза подкачали – холодные серые глаза убийцы, в которых не было ни капли раскаяния. Они у всех Гончих были именно такими – бесстрастными, жесткими, сухими, слегка выцветшими от частых встреч с тварями Проклятого Леса, и очень холодными. Что у второго блондина со сломанным носом, который вовремя приметил беспокойство Воеводы и тихим свистом обратил на это внимание Шранка. Что у широкоплечего улыбчивого шатена в тридцати шагах от него, который небрежно прислонился к подножию второй лестницы и с видимым интересом следил за безумными прыжками молодых Стражей. Даже у единственного молодого парнишки – напарника Шранка с открытым и приветливым лицом бесшабашного сорванца, у которого еще не должна огрубеть душа, глаза все же были другими. Чужими. Страшными. Они только у Белика казались живыми, но и то, лишь поначалу, когда малыш носил искусно слепленную маску пронырливого и задорного сопляка.