Серые Пределы - Страница 71

Белик помрачнел окончательно.

– Кажется, я начинаю сожалеть о своем решении. Надо было Элиара попросить.

– Поздно, – безмятежно заявил эльф. – Доставай клинки и вставай рядом.

– Зачем?!

– Будешь учиться.

– Я и так умею ими пользоваться!

– Не этому учиться, – терпеливо пояснил Таррэн, как малому ребенку, – а синхронно двигаться. Нам с тобой это скоро понадобится. Поэтому давай, сбрасывай свою шкуру и иди сюда.

– Не буду ничего сбрасывать! – враждебно зыркнул вдруг Белик, плотнее запахивая безрукавку, и эльф мигом почувствовал: действительно, не будет. Хоть убей его, хоть режь по-живому, а не будет.

Таррэн пожал плечами.

– Хорошо, как хочешь. Тогда просто повторяй за мной.

А потом независимым видом отвернулся, молниеносно выхватил оба родовых клинка и начал обычную разминку, которой заканчивал почти каждый длинный день. Если, конечно, не мешали раны, попутчики, агинцы или кто-нибудь еще.

Белик с неожиданной жадностью уставился на блистающие на солнце мечи, но, против ожиданий, никакого клейма и знаков Рода на них не нашел. Расстроился, конечно. Затем недовольно посопел, побурчал для приличия, но делать нечего – он тяжело вздохнул и, поправив на спине необычный «талисман», удивительно точно повторил боевую стойку эльфа. Провел раскрытой ладонью по чехлу из палисандра, едва слышно отстучав по нему затейливую дробь. В ответ раздался тихий щелчок, коротко сверкнула защитная руна у основания. Повинуясь ей, сдвинулся стальной замочек, отпуская скрытую пружину, а затем из деревянных ножен, подобно ангелам возмездия, стремительно выскользнули два эльфийский клинка. Один – сверху, а второй – снизу. Длинные, потрясающе легкие, острые, как бритва… они победно сверкнули на солнце сложной вязью защитных рун, выстрелили, словно из катапульты. Чуть не улетели прочь, но были тут же подхвачены, и с мелодичным пением устроились на положенном месте – в крепких сухих ладошках истинного хозяина.

Отложив опустевший чехол, Белик странно пожевал губами, но ломаться не стал: неторопливо подошел к разминающемуся эльфу, без особого труда уловил навязанный им ритм и мгновенно принял его, как родной. А спустя пару минут и вовсе позволил крепнущим узам накрыть себя с головой.

Таррэн улыбнулся краешком губ, откровенно наслаждаясь работой со своей нежданно обретенной парой, но промолчал. Не надо сейчас тревожить мальчика, пусть забирает то, что сочтет нужным. Самого главного он все равно не увидит и не поймет: Заклятие – это все-таки не кровные узы; многое можно утаить, если не хочешь открывать душу. Он пока не хотел. Вернее, просто не мог, да и не след юному Стражу видеть то, что довелось в свое время познать долгоживущему Темному эльфу. Хватит малышу и своих тяжелых воспоминаний, чтобы бередить молодой разум другими трагедиями. Не надо ему мешать и заставлять думать о том, что было: это слишком больно. Мы и так перед ним виноваты. ОЧЕНЬ. Так что пусть лучше он слышит сейчас то, чем еще можно гордиться древнему народу бессмертных. Пусть видит то хорошее, что еще осталось. Пусть познает то, чего никогда раньше не знал: волнующее пение сразу двух мудрых сердец, что сейчас тоже встрепенулись в груди; мягкий шепот их сплетенных душ; вспоминает волшебные звуки эльфийской флейты на одном из приемов во дворце Темного Владыки Л'аэртэ. Пусть узнает, как цветет по весне прекрасная голубая лиардель, как поет поутру ивовая лурска, как стелется южная ночь над Священной Рощей в самом центре Темного Леса. Пусть увидит розовый закат на далеких Зеленых Холмах заповедного Иллиарэль Илле Даэри. То, что хочется помнить даже через двести лет. Даже суровому Темному. То, чем можно поделиться. То, от чего становится спокойнее на душе, а губы сами собой складываются в умиротворенную улыбку.

Да, скоро придет время боя. Скоро настанет час схватки. Скоро придется отодвинуть прекрасное в сторону и снова стать тем, кем назначила тебя Жизнь. Но пока еще есть время мечтать. Пока еще есть время петь, как есть время жить и верить в то, что это никогда не кончится…

Таррэн глубоко вздохнул, с удивлением чувствуя, что действительно открылся. Настолько, насколько вообще мог себе позволить, хотя никак не думал, что это получится: двести лет без малейшей практики – это много даже для эльфа. Поразительно, но таким цельным он не ощущал себя очень и очень давно. Даже тогда, когда рядом был старший брат и когда казалось, что кровные узы – это навсегда.

Как же он ошибался в то время, сколько разочарований познал, как горевал и почти отчаялся… но вот сейчас, отчетливо видя восторженно распахнутые глаза юного Стража, его доверчиво открытую ауру, неподдельное изумление в потеплевших зеленых глазах и ответную мягкую улыбку, вдруг почувствовал, что снова живет. Что извечная тоска, наконец-то, уползла куда-то вглубь, а мудрое сердце вдруг встрепенулись в странной надежде.

И Таррэн неожиданно встрепенулся вместе с ним.

Его пальцы непривычно мягко обняли рифленые рукояти родовых клинков, сильные руки легко порхали в воздухе, тренированные мышцы ходили под кожей, как стальные канаты, и он знал, что без труда выдержит такой темп много часов кряду. А еще он был уверен, что Белик, как ни удивительно, от него почти не отстанет. Да, многих связок и переходов в работе с исконно эльфийским оружием он явно не знал. Похоже, основу где-то просто подсмотрел… может, даже у того Темного, что не стеснялся тренировок в присутствии обездвиженных и ослабленных человеческих детей… затем подучился у кого-то, ОЧЕНЬ хорошо осведомленного в этом плане… что-то дополнил сам, что-то взял у людей, связал все это в единую и, на удивление, эффективную систему. Но вот истинной силы собственных клинков так и не постиг: просто неоткуда было. Не от кого. Потому что это – давняя гордость, древнее достояние и одна из важнейших тайн высокомерных эльфов, которую они ни за что не открыли бы ни одному смертному. Секреты мастеров Темного Леса всегда трепетно хранились, ревниво оберегались и передавались только из поколения в поколение, сохраняя неповторимый рисунок своего невероятного, нечеловечески красивого и поистине смертоносного искусства. Но сегодня, в этот странный день, Таррэн почему-то рискнул нарушить строгий закон своего народа, рискнул довериться смертному и не побоялся открыть ему эту страшную тайну.